Саяакбай Каралаев ( 1894 -1971) кыргыский акын и великий манасчы!!
Я родился в обычной бедняцкой семье, на берегу Иссык-Куля, в аиле Ак-Олен. Мать родила меня недоношенным, наступив босой ногой на змею в горах во время сбора дикой смородины. К 17 годам я ни о каком Манасе и не думал. Рос обычным аильским пареньком, и если у меня были какие-то творческие способности, то только на уровне сочинения примитивных аильских частушек. Однажды во время священного для мусульман месяца рамадан (орозо) я поехал в Кочкорку, чтобы подзаработать там пением жарамазана (колядок). Успех превзошел все ожидания. Я заработал 19 царских рублей! Это большие деньги. Учтите, в то время на один царский рубль можно было купить целого барана! Возвращался домой через лес в урочище Орто-токой. Сейчас на том месте водохранилище. Ехать дальше, глядя на ночь, было бессмысленно, и я решил заночевать на опушке леса. Расседлав, привязал коня возле большого валуна. Ночью проснулся от чувства голода. Открыл глаза, смотрю и удивляюсь. Оказывается, в сумерках я не разглядел, что коня привязал не возле валуна, а рядом с прекрасной, белоснежной юртой, через щель входа которой наружу пробивался свет. Недолго думая, я подошел к этой юрте, заглянул вовнутрь. Там сидела красивая женщина, и вся середина юрты была устлана достарханом со сказочно обильной и красивой едой, о какой я раньше и не мечтал. Женщина, приветливо улыбнувшись, жестом руки пригласила меня к достархану. Обрадовавшись, я переступил порог юрты, но, вспомнив о своих цыпках на босых ногах, в смущении остановился у входа. К тому времени я все еще ходил босиком, без всякой обуви. У меня даже сыромятных чокоев не было, так мы бедно жили.
Но женщина ободряюще улыбалась мне, и я, преодолев робость, на коленках пополз к достархану. Только протянул руку, чтобы взять из руки жены Манаса Каныкей (о том, что это она, я потом догадался) большое кесе с кумысом, как вдруг раздался оглушительный грохот, поднялся ураганный ветер, и мне в страхе пришлось выскочить из юрты наружу. То, что я увидел снаружи, напугало меня до смерти. Передо мной гарцевали на конях великаны-всадники, головами упираясь в небо. Из ноздрей их чудо-скакунов временами вырывалось жаркое пламя, а у самого грозного батыра, возвышавшегося в центре, в глазах сверкали молнии. Это был непобедимый Манас. Но в тот момент я еще не знал кто передо мною. И тут старик с седой бородой до пояса, сидевший на коне рядом с Манасом, вдруг закричал на меня: «На колени, сукин сын!» (Ч?г?л?, иттин баласы!). А я давно уже стоял на коленях, потому что земля ходила ходуном, и удержаться на ногах было невозможно. Но чтобы Бакай (а это был он, Багу – могучий Отец Вселенной – Ааламдын Атасы!) не подумал, что его не слушаются, я лег ничком на землю. Тогда седобородый старик сошел с коня, зачерпнул деревянной миской песок с земли и поднес к моему рту, мол, давай, ешь. Я зубы стиснул, отвернулся, всем видом показывая, что не собираюсь ему подчиняться. Тут Отче наш – Кыргызский Ата, нахмурился, взял мою голову, с силой повернул к себе и, глядя в глаза, сказал: «Ты должен проглотить то, что я тебе даю. Потом ты будешь прославлять Манаса. Открой рот, не бойся». Я разжал зубы, и Бакай высыпал содержимое миски мне в рот. Помню, как горячий песок обжег мне язык и нёбо, а горло сдавило спазмой. Честно признаюсь, хотелось с честью выдержать испытание, и я попробовал проглотить все сразу, одним махом, но не получилось. Песчаный комок застрял у горла, не давая дышать. Из глаз слезы льются ручьем, смотрю на Отца Бакая, вижу, как он сердится, а с собой ничего не могу поделать. Тогда грозный старик стал древком камчи проталкивать песок мне в горло. В какой-то момент я решил, что мне пришел конец. Казалось, еще немного и мое горло разорвется на части, а кнутовище камчи проткнет мое тело насквозь! Мысленно примирившись со смертью, я, теряя сознание, сделал последнее усилие над собой и все-таки проглотил песок. И тут песчаная масса превратилась во что-то сладкое, обволакивающее все мои внутренности приятным теплом. Позже, в 1920 г., когда я в составе добровольческого отряда армии М.В. Фрунзе попал в Бухару, и впервые в жизни там попробовал мед – асаль, то сразу вспомнил «сладкий песок», проглоченный мною из щедрых рук Отца Бакая.
Когда очнулся, Бакай мне говорит: «Завтра, на выезде из Орто-Токоя ты встретишь сарта с двумя баранами: белым и черным. Это твои жертвенные бараны. Не скупись, отдай хозяину баранов все заработанные в Кочкорке деньги и отправляйся домой. Там этих двух барашков зарежь для аильских стариков, и попроси у них благословения во имя служения духу великого и непобедимого Манаса. Затем учти, у тебя на полгода пропадет голос. Не бойся, впоследствии твой голос станет лучше: громким, звучным и неутомимым».
Сказал и исчез. Утром просыпаюсь, оглядываюсь вокруг, думаю, что за чертовщина мне приснилась – конь мой привязан у большого валуна, и нет никаких следов сказочной юрты Манаса, как нет и следов от копыт коней всадников-великанов! Умывшись в ручье, отправился в дальнейший путь. На выезде из Орто-Токоя, там, где сейчас створ плотины, на повороте дороги из-за скалы мне вдруг навстречу выходит сарт, который гнал впереди себя двух баранов. Причем один баран был черный, а другой – белый. Я обомлел. Не знаю, что произошло со мной, но все деньги из бельбака (поясной платок – прим. Б.Ш.) я вывалил сарту на руки без всяких разговоров. Тот, конечно, сильно удивился и поспешно убежал, пряча мои деньги на ходу. Видимо подумал, что я ненормальный. Дома, как мне наказывал Отец Бакай, в тот же день я устроил угощение для наших аильских стариков. Дармовщинку все любят. А наши старики не были исключением. Они с удовольствием съели моих жертвенных барашков, потом, сытно икая, благословили меня, хотя было видно, что не все поверили моему сбивчивому рассказу о явившемуся мне во сне Бакаю с Манасом.
Наутро я лишился речи. Шевелю языком, а ничего сказать не могу. Мои домашние стали коситься на меня. Через неделю пришлось покинуть родной дом – на меня все в аиле стали показывать пальцем, а некоторые мальчишки бросать камни. Да и сам я стал чувствовать, что постепенно схожу с ума. Ушел в горы, питался, чем попало: корнями растений, иногда зайчатиной, если удавалось поймать в расставленные силки песчаных толаев. Так прошло шесть месяцев. Однажды утром просыпаюсь, как будто от шума проносящегося где-то горного селя. При этом меня всего трясет и так сильно, словно я припадочный. Оказывается, у меня открылась речь, но остановить поток бурных, рокочущих слов не могу. Слова льются из меня неудержимо, о чем пою, разобрать не могу. Понятны только отдельные слова о Манасе. Перепугался я, бросился домой. Там отец схватил камчу и со всей силы стал лупить меня по спине, пока я не остановился. Так я стал манасчи…